Любовь – это самое жестокое и безнадежное чувство в жизни человека. Оно может тебя создать, но точно также может разрушить, оставив вместо души пепелище. После всех своих неудач за столь короткий срок своей сознательной жизни, я клялся себе, что больше никогда не ввяжусь в эту авантюру, что больше никогда не позволю никому и никогда меня уничтожать. Конечно, стоит быть честным, хотя бы с самим собой и признать, что я никогда не боролся за это чувство, а убегал от него в страхе быстрее, чем леопард, но это никогда не мешало мне потом страдать и пытаться зарыться во что-то с головой, чтобы забыть. В первые в жизни я решил не бежать, я попробовал, но не смог, и как итог сидел в этом треклятом баре уже который вечер, пил виски вперемешку со своими таблетками счастья и вертел в руках это долбанное обручальное кольцо. Когда и почему все в этот раз пошло не так? Ответов на эти вопросы я не знал, да и не хотел уже знать. Этап, когда ты ищешь причины случившегося я уже прошел, сразу после того, как признал, что добраться до единственного человека, возведенного мною в ранг бога, я не смогу. Все чего я хотел – это забыть. Выжечь из своей памяти Гете Альберта Кастелланоса и все, что с ним было связано.
Он всегда писал мне несколько раз за день. Нашу переписку модная молодёжь назвала бы секстекстинг или как-то так. Мы никогда не тратили время на слащавую ерунду, нет, наши сообщения содержали вполне конкретные обещания сделать что-то с другим или время и место встречи. Я не большой фанат переписки, особенно такой, все это больше походило на игру в кошки-мышки, где я был глупой мышью вечно загнанной в угол, но от этого не менее храброй. Нет, я пытался не отвечать Гете, но результат подобного был непредсказуем и безумен, как и весь тот хаос, который этот мужчина приносил в мою жизнь. Его молчание и отсутствие удивляло и напрягало, сначала я решил, что Кастелланос просто увлекся работой, но спустя три дня я решил-таки попробовать позвонить. Холодный металлический голос робота отчеканил мне предварительно записанное сообщение: “Аппарат абонента выключен или находится вне зоны действия сети”. Ну и что такого? Мало ли он спустился в подземку, но, во-первых, Гете в метро – это за гранью моего воображения, а во-вторых за тот день я позвонил ему раз десять и все с одним и тем же результатом, а это совсем для него было не характерно. По крайней мере для того человека с которым я был знаком. Я сорвался из офиса едва закончилось рабочее время, оставив на завтра, потом все дела, чего я обычно не делал. Кажется, впервые что-то или кто-то были важнее, чем работа.
Дверь мне открыл пожилой мужчина, очень похожий на братьев. От неожиданности я сначала опешил, но все же спросил про Гете, не забыв представиться. Незнакомец оказался Кастелланосом-старшим, было видно, что ему тяжело, что он устал, что он не сильно рад моему явлению. Я не знал насколько он в курсе наших отношений, да и не был я тем, кто должен это все объяснять. Все что мне надо было узнать – это где носит моего “друга” и что случилось.
- Он в тюрьме, – слова сказанные тихим, спокойным голосом прозвучали, как гром среди ясного неба. Конечно, не первый раз Гете в тюрьме, достаточно вспомнить наше знакомство, но в прошлый раз его подставили, и мы с Себастьяном его вытаскивали из того переплета.
- А… а где его брат? – я хотел начать паниковать, злиться, переживать, но толку от этого было ноль. Мне нужен был второй близнец, чтобы узнать, что именно случилось и как спасать моего нерадивого принца. Кажется, это начало становиться нормой для нас с ним.
- Себастьян в коме, но и он не смог бы помочь. Гете во всем признался. Он в 14м участке, - мужчина вздохнул. Было видно, что он ждет не дождется, когда я уйду и оставлю его наедине с его горем. Потерять двух сыновей разом – это должно быть очень тяжело и помочь я ничем не мог, я даже не представлял, что именно можно сделать.
- Простите. Мне очень жаль, я надеюсь все наладится. Извините, я пойду, - я бормотал извинения уже фактически закрытой двери, около которой стоял еще пару минут. Что могло наладиться в этой ситуации я не знаю, но есть слова, которые принято говорить в таких ситуациях. Обычно я этого не делаю, но впервые в жизни они вылетали из меня автоматически, просто для того, чтобы не показаться конченной скотиной. Мысли мои в этот момент были уже в другом месте. Я пытался понять, что я могу сделать, хотя разве у меня были какие-то варианты кроме как попытаться прорваться к самому Гете и узнать, какого черта произошло?
Придя в себя, я в прямом смысле побежал в отделение полиции, прокручивая в голове все, что только мог, чтобы придумать способы вытащить Кастелланоса из камеры. Ничего толкового, конечно, я не смог придумать, надеяться, что они где-то напортачили опять с процедурой, было бы слишком глупо, а не зная ничего о деле, ничего и сделать нельзя. Тем более, если он признался во всем. Последнее не давало мне покоя больше всего, в моей голове не укладывалось, как это возможно. У Гете была жажда крови и я знал про нее, едва ли не лучше него самого, но точно так же я знал, что мужчина хорошо умеет ее контролировать и поэтому до сих пор не был окружен горами трупов. Кто-то мог бы сказать, что я сумасшедший, что собирался связать свою жизнь с этим человеком, но я не был ничем лучше с одной лишь разницей, я убивал людей и потому не хотел больше браться за оружие. И я, и Гете очень спокойно относились к этим вопросам, мы никогда этого не обсуждали, но оба все прекрасно знали. И вот он сидит в тюрьме в ожидании суда за убийство, да еще и с чистосердечным признанием. Кажется, как-то после той истории, когда мы познакомились, он сказал, что если бы он действительно тогда был бы виноват, то его не поймали бы. Кажется, я слишком сильно верил в него и слишком мало в правоохранительные органы.
В отделении меня почти сразу отправили к детективу, который вел дело Гете, но разговора у нас с ним толком не получилось. Сначала он отказывался меня и близко подпускать к задержанному, услышав о нашей помолвки, усмехнулся и пообещал уточнить у Кастелланоса. Сам он, конечно, никуда не пошел, а отправил кого-то из подчиненных, а вот меня ждал миллион бесполезных и идиотских вопросов, один хуже другого, некоторые даже были в чем-то унизительны. Я, как хороший выпускник юридической школы и не лучший адвокат по криминальному праву старался отвечать односложно, только по сути и не давать никаких зацепок для развития темы. От этого неприятного разговора меня в итоге спас тот самый офицер, которого послали к Гете. Новости он принес мягко говоря отвратительные – Кастелланос отказался со мной встретиться и мне пришлось уйти, выслушав напоследок несколько нелицеприятных комментариев от стражей порядка. Я пытался поймать его в суде и поговорить там, но снова мой жених не пожелал не то, что со мной говорить, он даже на меня не смотрел. Это раздражало, сильно, но ничего сделать я не мог. Мои попытки встретиться с ним в тюрьме, но все десять раз результат был неизменен – я уезжал ни с чем.
Спустя полтора месяца я сдался окончательно. Гете очевидно принял решение и пытаться его оспаривать было бесполезно. Если я что-то и знал о человеке, с которым согласился провести остаток своей жизни, так это то, что переубедить его мог только Себастьян, который лежал в коме, из-за чего у старшего брата сорвало тормоза и он сделал то, о чем так давно мечтал. Думал ли он, что мое отношение к нему изменится из-за этого? Если это было так, то он знал про меня меньше, чем я про него. Как я могу судить кого-то? Как я могу считать кого-то монстром? Разве может человек, который в 18 хладнокровно расстреливал невинных, отворачиваться от того, кто уничтожил настоящее чудовище? Я не имею ни на что права, пусть у меня и была индульгенция от правительства соединенных штатов, военная пенсия и бесполезная награда – пурпурное сердце. Я монстр, он теперь тоже, и я не мог не думать о том, не виноват ли я в том, что он им все-таки стал. До встречи со мной, Гете держал свою темную сторону под контролем. Окружающие пытались меня убедить уйти и забыть про этого убийцу, но я только злился. Я хотел вычеркнуть его из памяти, выжечь, но только потому что мой бог от меня отвернулся, бросил одного в моей полупустой квартире, ставшей за последнее время невыносимо огромной, с разбитым сердцем, огромной дырой на том месте, где оно должно быть.
У меня получалось, по-своему. Я начал играть в увлекательную игру: “я страус, и я прячу голову в бумагах”. Эрик, я готов спорить, был счастлив, никогда моя производительность не была такой, как в те месяцы. Весь мир для меня перестал существовать. Были только я и миллиард бумаг разной степени важности, в которых были сосредоточены решения всех моих проблем. По крайней мере, я в это верил. И все было хорошо, я много работал, мало спал, пил только таблетки по предписанию – ничего лишнего. Я даже не находил время на то, чтобы посмотреть фильм с соседкой, да я даже не заметил, когда ее успели посадить. Я не уверен сколько времени такого игнорирования реальности прошло, оно пролетело почти не заметно, а потом в моей жизни случился новый разрушительный взрыв, уничтоживший всю хрупкую структуру, что я построил вокруг себя.
Я завтракал, когда в мою дверь совершенно неожиданно постучали. Я пытался вспомнить кому из соседей я насолил в последнее время, это могла быть миссис Джонс, чей коврик пострадал, когда мои прекрасные сочные помидоры совершенно случайно выпали на него и устроили там кровавое месиво метрах в пяти от лестницы. Бывает иногда, идешь себе и вдруг совсем не там, где должен был быть, и помидоры сами из сумки выпрыгивают. Конечно, это могла быть мисс Петерсон, милая пожилая дама с десятком котов и жутким нюхом на сигареты. Она умудрялась начать возмущаться до того, как я успел прикурить – талант! Больше никто мне в голову не лез, я уже продумывал, что отвечу любой из них, но на пороге оказался все тот же детектив, который отпускал не самые приятные комментарии про меня и Гете несколько месяцев назад в полицейском участке.
- Кристофер Рейн? – он показал мне свой значок и попытался зайти внутрь, но я перегородил ему путь. Нет, что угодно, но пускать этого умственно отсталого я не собирался, по крайней мере без соответствующих документов, которых у него очевидно не было.
- Да, детектив, это я. Чем могу помочь? – Я сложил руки на груди и облокотился о косяк, смотря прищурившись на мужчину.
- Гете Кастелланос. Вы не знаете где он? – полицейский усмехнулся и покачав головой все же задал свой вопрос, который меня искренне удивил.
- В последний раз, когда я уточнял, он был в Upstate Correctional Facility, - я пожал плечами. – Гете не хочет меня видеть, и я некоторое время уже не интересовался что с ним. Иногда нужно понимать, что все закончилось.
- Забавно, я помню, как вы кричали на весь участок, что вы обручены, - в его глазах снова читались это презрение и превосходство, которые взбесили меня в прошлый раз и не будь он офицером при исполнении, я бы обязательно поправил бы ему лицо. Но марать руки об это и наживать проблемы с парнями в голубой форме я не хотел, поэтому только вздохнул.
- Я не знаю, где находится Гете Кастелланос и не имею ни малейшего представления, почему вы задаете мне эти вопросы, - я пожал плечами. Продолжать этот цирк я не хотел, как и позволять офицерам снова появляться на моем пороге с непонятными вопросами, самый простой выход из ситуации сразу отгородиться от них юристом. Первым в голову пришел начальник, я не представлял, как ему все это объяснять, но ему я точно мог доверять в любой ситуации. – Если это все, то я хотел бы вернуться к своему завтраку и работе, а в будущем я бы попросил вас контактировать со мной только через моего адвоката Эрика Найта.
- Я хотел бы осмотреть вашу квартиру, чтобы убедиться, что там никто не прячется, - мужчина говорил твердо и уверенно, наверное, думал, что сможет запугать меня своим спокойствием или холодным взглядом. Понятия не имею чего он добивался, моего четкого отказа, но это было и так понятно, когда я не пустил его в квартиру с самого начала.
- У вас есть ордер на обыск? Нет, вот и я так тоже подумал, возвращайтесь с ним и сможете зайти, а пока – это моя собственность и я имею полное и законное право отказать вам. Если я встречу Гете, я обязательно вам позвоню, я не дурак, детектив. Я знаю, чем мне обернется попытка его скрыть, пусть я и занимаюсь корпоративным правом, но криминальное я сдал на отлично, просто не моя стезя. Всего хорошего, – прежде, чем офицер и его напарник успели мне что-то еще сказать или отравить мой день парой неприятных комментариев я сделал пару шагов назад в свою квартиру и закрыл перед ними дверь. Я стоял несколько минут прижавшись лбом к прохладному дереву, которое я покрасил еще во время прошлого ремонта в коричневый цвет и слушал их удаляющиеся шаги. Кто-то, кажется, молчаливый напарник звонил кому-то пытаясь получить ордер на обыск, но мне было все равно. Максимум, что тут могли найти – это мой пистолет, который я до сих пор по нормальному не зарегистрировал, стоило его отнести на какое-то время в офис или просто выкинуть от греха подальше. Но оснований у них не было для обыска никаких, зато следить за мной явно начнут, чтобы наконец докопаться до чего-то такого, особенного. Когда шаги стихли, я повернулся к двери спиной и медленно опустился на пол, запуская в волосы пальца и пытаясь запутать их там также, как это делал Гете. Я не понимал какого хрена происходит и что со всем этим делать. Минут через десять, я смог собрать себя в кулак и закончив с утренними делами пошел в офис, снова пытаться спрятаться в горе бумаг и не думать, забыть, вычеркнуть. Ничего уже было не изменить, и я это прекрасно понимал.
Но я ждал. Ждал неделю, месяц, сам не знаю сколько, я ждал, как тот японский пес Хатико, я ждал, когда же мой хозяин приедет на поезде с работы и мы вместе пойдем домой. Только точно так же, как и в той истории он никак не приезжал, не писал записок, не пытался звонить. Гете – гений, если бы он хотел найти способ для коммуникации со мной, он обязательно это сделал бы, тем более, что кто лучше него знает, как работают системы слежения полиции и федерального бюро? Я не уверен, что есть хоть один работник правоохранительной системы, кто лучше него помнил бы все инструкции, протоколы и правила. Гете мог обойти их все, Гете мог легко спрятаться просто потому, что он мог думать на несколько шагов вперед. И если скрывался он настолько хорошо, что детективы явно в отчаянье еще несколько раз пытались со мной поговорить о нем, то вот со мной он общаться по -прежнему не собирался. И это бесило и раздражало еще больше, чем когда вся хрень только началась. Признание в убийстве, пожизненный срок – это я еще мог понять, хотя нет, ни черта я не понимал. Кастелланос не был благородным и правильным парнем, который решил отпустить любимого, чтобы тот был счастлив. Ничего в этой истории не имело никакого смысла и это бесило, а работа больше не помогала.
Я никогда раньше не топил свои даже самые страшные воспоминания о войне на дне бутылки. Даже сейчас я не пытался найти там объяснения или конец всего этого, нет. Я искал свою храбрость в стакане с виски, в нескольких таблетках. Я искал в себе храбрость снять кольцо и вернуться к той жизни, которая у меня была год назад, когда я не думал о том, что и зачем я делаю. У меня появлялось время – я шел в бар, находил кого-то на ночь и получал удовольствие, а утром все это заканчивалось, никаких обещаний, никаких обязательств, никаких сожалений. Все к этому и шло, каждый раз, кольцо лежало у меня в кармане, мы мило болтали, но в последний момент, когда нужно было просто уже решиться и сделать шаг в неизвестность, я трусливо сбегал, поджав хвост. Вот вам и герой войны, обладатель пурпурного сердца, храбрый защитник стены Джон Сноу. А потом появился он.
Он просто сел рядом и улыбнулся, в нем было что-то неуловимо знакомое, но я не мог этого объяснить. Кажется, в самом начале он представился, но я был слишком поглощен рассматриванием его глаз, рук, рта. Мы говорили о чем-то незначительном пили виски. Впервые за долгое время, я не боялся и не чувствовал непонятный комок презрения к самому себе от того, что я улыбаюсь кому-то еще кроме Гете. Новый знакомый догнал меня в комнате для больших мальчиков и прижав к стене поцеловал, запуская пальцы в мои кудри, путая их там. На секунду я даже забылся, полностью отдаваясь прикосновению чужих губ.
- Я не люблю, когда трогают мои волосы, - я перехватил чужие руки и переплел его пальцы со своими. Мы смотрели глаза в глаза, а между нашими губами, лицами были всего лишь миллиметры, и я чувствовал его горячее дыхание. – Пойдем ко мне, я живу за углом.
Через двадцать минут, я без памяти отдавался чужим прикосновениям, смеялся от щекочущего дыхания другого на моей коже, прикрыв глаза почти мурчал, когда он мягко обводил кончиками пальцев мои шрамы. Его прикосновения были чужими, но в то же время казались такими знакомыми и привычными. Я тонул в его поцелуях, захлебываясь собственным отчаяньем и безысходностью. Я хотел забыть в его объятиях Кастелланоса, а в итоге, прикрыв глаза представлял, что именно он сейчас со мной, а не этот парень, который похож на него настолько, что даже пахнет так же: мускатом и горьким шоколадом, он так же тихо шептал мне на ухо мое имя и смотрел на меня тем же взглядом грозного, ревнивого собственника. Не знай, я лучше, я подумал бы, что это он и есть. Но Гете здесь не было и что было важнее, он и не собирался возвращаться в мою жизнь. Несколько месяцев молчания и отсутствия малейших попыток со мной связаться после побега было более чем достаточно, чтобы наконец услышать его послания громко и четко.
- Можешь остаться на ночь, - я безразлично говорю, даже не смотря на своего нового знакомого, натягивая штаны и уходя с сигаретами на пожарную лестницу. Я хотел бы подняться сейчас к своей подруге и сообщить ей, что я клинический идиот и мне надо срочно попасть в список ее пациентов, но что-то мне подсказывало, что даже если она там и есть, то я последний человек, которого Медея Сфорца захочет увидеть в ближайшие несколько сотен лет. Забавно, как из-за одной ошибки, я снова потерял все и сразу, глупо, что в этот раз ошибка была не моя.