Да твою же ж... Я очень грязно выругалась, когда поняла, что колесо от моего чемодана отлетело в сторону. Это наверное уже третий мой спутник в аэропорту, который посмел сделать шаг в сторону: сначала это были наушники, которые покинули меня где-то в районе досмотра. Затем я чуть не оставила свой телефон в кофейне, а теперь еще и это. Странно, как я еще не потеряла из виду кофту, которую повязала себе на пояс. С самого детства я отличалась крайней степенью рассеянности, чем отчаянно бесила отца и вгоняла в краску маму. Большинство моих потеряшек в итоге находил брат, но не думаю, что на это раз он способен найти мои наушники. Их в данной ситуации жаль больше всего. В последнее время мои финансы поют мне серенады из моего кошелька, поэтому позволить себе еще одни такие же наушники я не могу - уж слишком дорогие они были. А слушать музыку из откровенно ужасного качества куска пластика я не могу/не умею.
  Плюхаясь в кресло эконом класса в самолете я наконец-таки задумалась о  ом, чем же я буду заниматься на другом конце такой родной мне страны. И совершенно нечего удивляться, с того момента как ко мне пришла в голову идеям подсесть на шею к брату прошли сутки, и за это время я только успела покидать свое приданое (как говорит мама) в полтора чемодана и попрощаться с парочкой человек. В Сан-Франциско осталось очень много знакомых, очень много того, что называется "моя жизнь", Но эта самая "моя жизнь" последние полгода начала на меня давить. Мне трудно представить что случилось бы со мной, будь я на тот момент в Ирландии, если больше чем через 20 лет мне в итоге надоело Сан-Франциско. Наверное, сказывается и то, как я там жила. Каждая шавка и собака побольше в нашем районе имела свое мнение на счет меня и вообще большинства молодежи. Время от времени до меня доходили слухи, что вот вчера я удолбалась таблетками и вершила грязные делишки с тремя (но это не точно) парнями в клубе. Переубеждать никого не буду (не в моих правилах), но кому вообще какое дело? Да, года три назад меня можно было спалить в каком-нибудь клубе с пакетиком таблеток где-нибудь под бюстгальтером, но со временем такой образ жизни приелся. Вот тому чуваку приелся образ жизни офисного плакнтона, а тот школьник устал есть суп каждый день. И всё это называется рутиной в разных её проявляениях. Вот и я в один момент устала начинать свой день ближе к 6 часам вечера, а заканчивать в 6 часов утра. Да и честно говоря, в какой-то момент мне стало стыдно перед мамой. Каждый аз, когда думаю о маме - улыбаюсь. Наверное, так говорить плохо и всё такое, но после того, как не стало папы, маме стало намного легче жизнь. Вы бы видели ту жизнь в её глазах, когда она бежит на работу. Скорее всего, именно перед этим огнем в её глазах мне в один момент стало стыдно. Не буду врать, сейчас я не против так же чем-нибудь закинуться и окунуться в клубный калейдоскоп, но сделаю это уже на Манхеттэне.
  Шесть часов полета прошли почти незаметно, ведь я втихаря осушила пакетик с красным сухим вином, который заботливо мне вручила подруга, когда мы с ней прощались. Зараза, как хорошо меня знает, знает, что я боюсь летать до обморока и что обычно в самолете мне становится ужасно скучно. Она как-то летала со мной на каникулы в Ирландию к бабушке. По её рассказам, в самолете меня роет не хуже, чем под таблетками в клубе. Так что я уснула сладким, слегка пьяным сном и проснулась уже на подлёте к моему новому пристанищу.
  Среди такого разношерстного народа - бизнесменов в костюмах, туристов с рюкзаками, старичков в очечках - я стояла в очереди на паспортный контроль и пыталась в google maps понять, куда же мне ехать. Когда-то по телефону Шон конечно говорил мне, где теперь работает, но я отличаюсь памятью, как у рыбки. Особенно тогда, когда информация не касается меня. Поэтому адрес мне заботливо дала мама, сказав, что "Шон так будет рад тебя видеть, он там небось совсем с ума сходит на своей работе". Я тогда только покивала головой и подумала, что так сильно по нему соскучилась. Уже будто тысячу лет мы не жили в соседних комнатах и не виделись с ним ежедневно. При мысли о сюрпризе, который я ему устрою, мои губы растянулись в широчайшей улыбке и я больше не могла стоять на месте.
  Я так была заворожена мыслью о радостном (или не очень) лице Шона, что всю дорогу до больницы смотрела не в окно, а в пустоту. Странным образом я будто "выпала", задумалась о том, а не зря ли я приехала и "чего мне не сиделось дома", и что я буду тут делать, и как там мама, которая осталась одна. Наконец, увидев огромное серое здание я поняла, что еще немного, и вот-вот повисну на шее у братца.
  Приемное отделение - это какой-то филиал ада. Тут сидит ребенок с перебинтованной ногой и тихонько плачет, а рядом с ним сидит мамаша и истошно орет на кого-то постороннего. Скорости врачей позавидовал бы сам Флэш, вот только что врач пробежал мимо тебя и через секунду его уже и не видно во всей этой толпе. Да нет, настящий муравейник. В отделение стоит дичайший гул и присутствует целая палитра ароматов - от резкого запаха спирта вперемешку с духами той орущей мамаши, до сладковатого запаха... Не пойму чего. Да и наверное лучше не знать.
  Как во всем этом хаосе найти Шона - без понятия.
- Извините... Прошу... - мне не удавалось ухватить хотя бы одного сотрудника за локоть, чтобы поинтересоваться, где я могу найти этого дурачка. - Где мне найти Шона Киллорана? - чуть ли не на бегу спросила я какой-то дамочки в медицинской форме. Она беглым взглядом осмотрела меня и мои полтора чемодана и резким движением указала в сторону коридора и смоталась. Ну класс... Я двинулась в сторону этого самого коридора в надежде наткнуться на Шона и, о,чудо, я его нашла! Он плелся как самая задолбаная черепаха по коридору в направлении меня, уже одетый во что-то повседневное. Видимо, он уже не на работе. Отставив свои вещи в сторону к стене и воспользовавшись тем, что Шон устало смотрел в пол, я подбежала к молодому доктору и буквально повисла у него на нем, обвив руками его шею.
- Доктор, спасите меня, я больна!

Признаться честно, я надеялась на более радушный приём. Брат, конечно, никогда не отличался излишней сентиментальностью, но обычно был рад нашим редким встречам.
- Ты, мать твою, че делаешь? - ответный болезненный щипок со всей силы действительно не застаил себя долго ждать, я с обидой смотрела на него исподлобья, надеясь хоть немного его устрашить. Хотя на самом деле, мне вполне хватило (для своего успокоения и убеждения в том, что я еще кое-что могу) того факта, что Шон искренне был в шоке, при чем настолько, что похоже буквально не верил своим глазам.
- Да, бл…! Какого ты тут вообще делаешь? Мать в курсе? Опять во что-то вляпалась? - вот она та самая фраза, на которую я так расчитывала. Скорчив гримасу еще большей наигранной обиды, я сложила руки на груди.
- С чего ты вообще взял, что мама должна быть в курсе? Я уже не маленькая девочка, - топнула ножкой, как раз как маленький ребенок. Вижу, что шок Шона начал постепенно переходить в бешенство, а тут еще и толпа народа, которая снует туда-сюда по коридору и постоянно нас пихает. - Я конечно догадывалась, какого ты обо мне мнения, но где-то в глубине моей девчачей души томилась надежда на то, что ты считаешь меня адекватной.
Внезапно общий гул больничного коридора прервал еле слышный, слегка хриплый голосок из одной из палат. Пожилая, но очень миловидная женщина в больничном одеянии выглядывала из дверного проема, с хитрым прищуром подзывая к себе моего брата.
- Шон, здравствуй! А кто эта девушка? Невеста твоя? - брат молниеносным движением оказался возле неё, как бы слегка подталкивая ту обратно в палату. Я помахала моей новой знакомой с абсолютно искренней улыбкой, провожая её на её законное место, а Шон скрылся за дверью, постоянно приговаривая "Вам нужно лежать, нет, ходить Вам не стоит, нет, это моя несносная сестра" ну и дальше по сценарию. Хоть Шон и был воспитан жестко, мама успела вложить в него толику сострадания и сочувствия к ближнему, иначе не смог бы он работать врачом. Иначе не любила бы я его так сильно, как люблю.
Я с упоением посмотрела ему в след, а затем проследовала обратно к своему чемодану, что устало томился возле стены. Совсем позабыв, что одно колесо у него сломано, я примостила свою пятую точку на него, дабы чуток передохнуть, но тут же повалилась на пол вместе с чемоданом.
- Блять, что за день такой?, - наверное, слишком громко для больничного коридора, но зато очень искренне. И как назло в этот момент из палаты вышел Шон, заботливо прикрыв за собой дверь. И разразился хохотом.
- Херли ты ржёшь, как конь? - прокряхтела я, лениво поднимаясь с пола. Но я на самом деле была даже рада, что смогла хоть немного расшевелить его, всё таки выглядел он безумно уставшим. Зато вместе с желанием посидеть на чемодане, у меня улетучилось и желание дерзить брату.
- Мама в курсе, передавала тебе привет, сказала тебя не обижать, - отряхиваясь, пробормотала я, - Ну на счет этого не обещаю, посмотрим как сложится наша с тобой совместная жизнь, - И нихрена я не натворила.
Естественно, он не расчитывал на еще одного обитателя его квартиры. Поэтому чтобы хоть немного отвлечь его от очередного шока, я всучила ему ручку моего чемодана и повела вперед по коридору, закидывая рюкзак себе на плечо.
- Только не говори, что у тебя пустой холодильник дома. Я безумно голодна.

Настоящее тепло разливалось по всему телу, пока я крепко держала под руку брата и спокойно шла по коридору больницы. Наверное тем, у кого нет родных брата\сестры очень сложно понять, что такое настоящая брато-сестринская любовь. Она лишена романтики (ну упаси Боже), лишена сюсюканий, но вроде и до строгой родительской любви тоже не дотягивает. Брато-сестринские отношения всегда приправлены остротами, колкостями, брат и сестра далеко не всегда находят общий язык, а иногда и вовсе всю жизнь живут так, будто не являются ближайшими родтвенниками.
Я очень давно составила для себя градацию брато-сестринских отношений по уровню восприятия друг друга: например, есть такие, которые не воспринимают своего родственника от слова "совсем". Иногда это остается в детстве, иногда длится всю жизнь. Для меня такие люди с какой-то стороны самоубийцы: кто сможет подставить тебе плечо в беде, если не ближайший родственник? Родители не будут рядом всю жизнь, а любые другие людские отношения крайне непродолжительны. Эдакие "родственники-отшельники".
Так же я отмечаю те "пары", которых хлебом не корми, но дай парой слов перекинуться со своей кровинушкой. Ну знаете, это те, что не могу ни единого шага ступить без одобрения или совета своего брата\сестры. Можно с таким смириться, если это, например, близнецы. Мне кажется, у них там вообще своя особенная связь, которую может понять только тот, кто видит перед собой -себя не только в зеркале. Буквально "одной крови".
А есть мы с Шоном - золотая середина. Мне кажется, если бы я была старше его, я бы целовала его маленькие пухлые щечки в детстве и учила бы его всему самому неприличному в этом мире. Возможно, во мне слишком сильно развит материнский инстинкт (но это не точно), но мне всегда очень хочется сделать так, чтобы Шон был доволен, чтобы он гордился мной и рассказывал, какая у него крутая сестра. При этом я могу с точностью сказать, что я не выдержу его больше двух недель, потому что он тупо начнет меня бесить из-за гиперопеки, которая иногда непонятно откуда возникает в егог нутре. То есть по сути я люблю его так, как люблю маму и никогда не любила папу.

- Нет, Шон, не на пару. И даже не на тройку, - недовольно процедила сквозь зубы, просачиваясь сквозь толпу. Я знала, что Шон не любитель (также, как и я) нашего очень продолжительного обещния, но мне очень хотелось на тот момент, что он хотя бы сделал вид, что рад меня видит и с удовольсвтем приютит меня на пару-тройку... Месяцев.
- Ну... Так просто и не расскажешь, - начала я издалека, хотя на самом-то деле, рассказывать было нечего, - Мама с головой ударилась в работу, ей там еще чего-то предложили, то ли надбавки, то ли доп. часы... Я не вникала, всё равно ничего не пойму, - уцепившись двумя руками за ручки рюкзака, что висел у меня за спиной, я смиренно вышагивала рядом с братом, всё время смотря на него, будто пыталась увидеть в нем всё-таки капельку радости от моего присутствия. Я слегка замялась. Не хотелось в красках описывать свои последние месяцы дома, они не были для меня особенно радужными, да и всех подробностей ему было знать необязательно.
По дороге было неудобно разговаривать. Каждый раз, когда я хотела что-то сказать, меня прирывал то гул машин, то звук поезда или мотоцикла. Просто махнув рукой я решила, что пока мы дойдем до станции я успею придумать, что ему сказать, пока мы будем ехать в поезде. Но не успела я зайти в вагон, как этот человек упал на освободившееся место, сложил руки на груди и закрыл глаза. Хоть рядом с ним и осталось вакантное место для меня, я осталась недовольна его поведением.
- Эй! - я щелкнула пальцами перед его глазами, чтобы он их хотя бы открыл, - Если ты сейчас не очнешься, я начну петь бабушкину песню, - видимо, его не слишком устрашили мои слова, поэтому он просто скорчил недовольную рожу и снова закрыл глаза. Тогда я просто начала горланить на весь вагон похабную ирландскую песню, которую постоянно напевала бабушка, когда занималась каким-нибудь относительно тяжелым трудом. Она делала это слегка хриплым, уставшим голосом, я же делала это бодро, громко, приставив телефон ко рту, да так, чтобы весь вагон слышал песню, от которой мы всегда c Шоном краснели. А мы, вообще-то, были не самые смущающиеся люди.
Под непонимающие взгляды и где-то даже осудающие, мы вывалились из вагона. Я - в полном покате от смеха, Шон - в полных непонятках и смущении. - Ты сам сказал "растолкать".